Неточные совпадения
Все, кроме Елены. Буйно причесанные рыжие волосы, бойкие, острые глаза, яркий наряд выделял Елену, как
чужую птицу, случайно залетевшую на обыкновенный птичий двор. Неслышно пощелкивая пальцами, улыбаясь и подмигивая, она шепотом рассказывала что-то бородатому толстому человеку, а он, слушая, вздувался от усилий сдержать смех, лицо его туго налилось
кровью, и рот свой, спрятанный в бороде, он прикрывал салфеткой. Почти голый череп его блестел так, как будто смех пробивался сквозь кость и кожу.
— Это не
чужой угол, Леонтий, мы с тобой братья. Наше родство сильнее родства
крови…
Надо, чтоб я не глазами, на
чужой коже, а чтоб собственными нервами, костями и мозгом костей вытерпел огонь страсти, и после — желчью,
кровью и потом написал картину ее, эту геенну людской жизни.
— Договаривайте, друг мой, эх, договаривайте, — подхватил Лупихин. — Ведь вас, чего доброго, в судьи могут избрать, и изберут, посмотрите. Ну, за вас, конечно, будут думать заседатели, положим; да ведь надобно ж на всякий случай хоть чужую-то мысль уметь выговорить. Неравно заедет губернатор — спросит: отчего судья заикается? Ну, положим, скажут: паралич приключился; так бросьте ему, скажет,
кровь. А оно в вашем положении, согласитесь сами, неприлично.
— Я-то ведь не неволю, а приехала вас же жалеючи… И Фене-то не сладко жить, когда родители хуже
чужих стали. А ведь Феня-то все-таки своя
кровь, из роду-племени не выкинешь.
— Ты думаешь — легко мне? Родила детей, нянчила, на ноги ставила — для чего? Вот — живу кухаркой у них, сладко это мне? Привел сын
чужую бабу и променял на нее свою
кровь — хорошо это? Ну?
— На, черти́! Нет, это не сойдется! Чтобы
чужой работал, а брата единого, родную
кровь — прочь?
Случилось, что Боря проколол себе ладонь о зубец гребня, когда, шаля, чесал пеньку. Обильно закапала на снег алая
кровь, мужики, окружив мальчика, смотрели, как он сжимал и разжимал ярко окрашенные пальцы, и чмокали, ворчали что-то, наклоняя над ним тёмные рожи, как большие собаки над маленькой,
чужой.
— Постой, кровопийца, я тебе покажу!.. — ревел Сила Андроныч, обрабатывая кулаками хрипевшего «ратника». — Ты думаешь, на тебя и суда нет, разбойник двухголовый?..
Кровь чужую пьешь. Я тебя задушу, палача.
Люди, имеющие служебное, деловое отношение к
чужому страданию, например судьи, полицейские, врачи, с течением времени, в силу привычки, закаляются до такой степени, что хотели бы, да не могут относиться к своим клиентам иначе как формально; с этой стороны они ничем не отличаются от мужика, который на задворках режет баранов и телят и не замечает
крови.
И сам, прирублен саблею каленой,
В
чужом краю, среди кровавых трав,
Кипучей
кровью в битве обагренный,
Упал на щит червленый, простонав:
«Твою дружину, княже. приодели
Лишь птичьи крылья у степных дорог,
И полизали
кровь на юном теле
Лесные звери, выйдя из берлог».
— «Прости меня, я виновата перед тобою, я ошиблась и измучила тебя. Я вижу теперь, когда убита, что моя вера — только страх пред тем, чего я не могла понять, несмотря на свои желания и твои усилия. Это был страх, но он в
крови моей, я с ним рождена. У меня свой — или твой — ум, но
чужое сердце, ты прав, я это поняла, но сердце не могло согласиться с тобой…»
— Вы не жизнь строили — вы помойную яму сделали! Грязищу и духоту развели вы делами своими. Есть у вас совесть? Помните вы бога? Пятак — ваш бог! А совесть вы прогнали… Куда вы ее прогнали? Кровопийцы!
Чужой силой живете…
чужими руками работаете! Сколько народу
кровью плакало от великих дел ваших? И в аду вам, сволочам, места нет по заслугам вашим… Не в огне, а в грязи кипящей варить вас будут. Веками не избудете мучений…
— Меня, сирота, один раз чуть розгами не выпороли в волости, да. Женихом был я в то время, — мне венчаться надо, а они меня — пороть! Им это всё равно, они
чужих делов не разбирают. А то губернатору жалобу подавал я — три с половиной месяца в остроге держали, — кроме побоев. Большие побои перенёс, даже
кровью харкал, и глаза вот с той поры слезятся. Один полицейский, рыжеватый такой, небольшого роста, чем-то всё по голове меня тюкал.
Дым, треск, стоны, бешеное «ура!». Запах
крови и пороха. Закутанные дымом странные
чужие люди с бледными лицами. Дикая, нечеловеческая свалка. Благодарение Богу за то, что такие минуты помнятся только как в тумане.
Нам понравилось загребать жар
чужими руками, нам показалось, что это в порядке вещей, чтоб Европа
кровью и по́том вырабатывала каждую истину и открытие: ей все мучения тяжелой беременности, трудных родов, изнурительного кормления грудью — а дитя нам.
В пристройке, где он дал мне место, сел я на кровать свою и застыл в страхе и тоске. Чувствую себя как бы отравленным, ослаб весь и дрожу. Не знаю, что думать; не могу понять, откуда явилась эта мысль, что он — отец мой, —
чужая мне мысль, ненужная. Вспоминаю его слова о душе — душа из
крови возникает; о человеке — случайность он на земле. Всё это явное еретичество! Вижу его искажённое лицо при вопросе моём. Развернул книгу, рассказывается в ней о каком-то французском кавалере, о дамах… Зачем это мне?
И все знакомые будут говорить за глаза и писать ей в анонимных письмах, что она миллионерша, эксплоататорша, что она заедает
чужой век и сосет у рабочих
кровь.
Тоже ведь жаль бросить своих-то, свою-то
кровь, а там, на чужой-то стороне, еще что бог подаст.
Афоня. Батюшки! Сил моих нет! Как тут жить на свете? За грехи это над нами! Ушла от мужа к
чужому. Без куска хлеба в углу сидела, мы ее призрели, нарядили на свои трудовые деньги! Брат у себя урывает, от семьи урывает, а ей на тряпки дает, а она теперь с
чужим человеком ругается над нами за нашу хлеб-соль. Тошно мне! Смерть моя! Не слезами я плачу, а
кровью. Отогрели мы змею на своей груди. (Прислоняется к забору.) Буду ждать, буду ждать. Я ей все скажу, все, что на сердце накипело.
«Павел Иваныч и Степан ждут всё, что между людьми образуется связь и все друг другу близки будут, — нельзя в это верить, нет! Если у сына с отцом — у людей одной
крови — связи нет и живут они без жалости друг ко другу — чего ждать между
чужими? Дети не считаются за людей и сами отцов нисколько не уважают — это везде! Значит — положено это навсегда, если даже между отцами-детьми нет связи».
— А плевать мне на твоего Патапа!.. — вскрикнула Фленушка, и страстной отвагой заискрились глаза ее. — Хоть голову с плеч, только б себя потешить!.. Что в самом деле?.. Живешь тут, живешь, киснешь, что опара в квашне… Удали места нет!.. Разгуляться не над чем!.. Самой счастья ввек не достанется, на
чужое хочу поглядеть!.. Эх, Марьюшка, Марьюшка, не
кровь в тебе ходит, сыворотка!..
— Да что я за баламутница в самом деле? — резко ответила Фленушка. — Что в своей обители иной раз посмеюсь, иной раз песню мирскую спою?.. Так это, матушка, дома делается, при своих, не у
чужих людей на глазах… Вспомнить бы тебе про себя, как в самой-то тебе молодая
кровь еще бродила.
— Правда твоя, правда, Пантелеюшка, — охая, подтвердила Таифа. — Молодым девицам с
чужими мужчинами в одном доме жить не годится… Да и не только жить, видаться-то почасту и то опасливое дело, потому человек не камень, а молодая
кровь горяча… Поднеси свечу к сену, нешто не загорится?.. Так и это… Долго ль тут до греха? Недаром люди говорят: «Береги девку, что стеклянну посуду, грехом расшибешь — ввек не починишь».
— Чтой-то ты, братец! — затараторила мать Платонида. — Возможное ли дело такие дела в люди пускать?.. Матрена мне не
чужая, своя тоже
кровь. Вот тебе Спас милостивый, Пресвятая Богородица Троеручица — ни едина душа словечка от меня не услышит.
От нас не будет пощады никому, кто жил
чужим трудом, кто сосал
кровь из трудящихся.
Кровь с разбитого лица перестала течь, и оно онемело и стало
чужим, как гипсовая маска; и боль почти совсем утихла.
Слабый от пущенной
крови, воевода не в состоянии идти без
чужой помощи, да и с этою помощью нет возможности переправить его через тын, отделяющий двор боярский от басурманской половины.
Вот что спросит он, а не то, что пил ли из одного ковша с братьями и сватьями, тешил ли их, гладил ли по головке за то, что они с своими и
чужими сосали
кровь русскую!
Русские — и мертвые — не хотели спать на земле
чужой: они купили ее
кровью своею для имени русского!
(Почерк Нинки.) — Очень интересно делать эксперименты. Интересно сохранять в полном холоде голову и спокойно наблюдать, как горячею
кровью бьется
чужое сердце, как туманится у человека голова страстью. А самой в это время посмеиваться и наблюдать.
— Я не договорил еще, — продолжал Григорий. —
Чужая земля воспитала круглого сироту и была его родиной,
чужие люди были ему своими, и подумайте сами, должен ли он окропить эту землю и кормильцев своих собственной их
кровью? Не лучше ли мне на нее пролить свою, неблагодарную? Разве вы, новгородцы, выродились из человечества, что не слушаете голоса сердца?
Коренится она в
крови и языке латинских племен:
чужими ей по
крови и языку германством и славянством никогда не могла она овладеть до полного уподобления, до перерождения органических тканей души народной» («По звездам», с. 233).
Нет! Нет! Никогда не быть этому! Не прольет она
крови, хоть и
чужого ей, но вверившегося ее власти народа. Иначе сумеет она успокоить его. Надо только узнать прежде всего, отчего волнуются, чего хотят ее подданные.
— Я не договорил еще, — продолжал Григорий. —
Чужая земля воспитала круглую сироту и была его родиной,
чужие люди были ему своими, и, подумайте сами, должен ли он окропить эту землю и кормильцев своих собственною их
кровью? Не лучше ли мне на нее пролить свою, неблагодарную? Разве вы, новгородцы, выродились из человечества, что не слушаете голоса сердца?
О, будь милосердна к своим и к
чужим, умная Пуплия, заставь скорее Тению ловить быстролетящий час, пока молодая
кровь делает Милия безумцем.